В октябре 1941-го Владимир Александрович с больной матерью и сестрой уехал в эвакуацию, в Ташкент. Но и он, и все знали, что, не будь он известным поэтом, его бы не отпустили из армии. Его сочли трусом. Он запил. Едва ли не единственная из их круга не отвернулась от него Ахматова. Это было жёсткое, но мудрое милосердие. Как‑то сестра Луговского пришла к Анне Андреевне: «Там Володя лежит в канаве. Что делать?» — «Ничего. Он поэт. Его место в канаве. Чем ниже упадёт, тем сильнее оттолкнётся». Он долго не писал, а потом вдруг — словно исповедь — полились стихи‑поэмы, где он решил честно поговорить о времени и о себе. Первоначальное название этого задуманного большого цикла было «Книга Бытия».